ИСПАНСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ И ПРЕДАТЕЛЬСТВО СТАЛИНИЗМА
(продолжение)

предыдущая
глава

Часть II
(продолжение)

Апрельская республика (1931-1933)

На следующий день после провозглашения республики временное правительство обнародовало декрет “О юридическом статусе правительства”, в котором были определены позиции, которых обязывался придерживаться кабинет до избрания учредительных кортесов и те преобразования, которые он собирался провести. Из этого документа следовало, что для правящей коалиции революция окончилась, и что дальнейшие фундаментальные преобразования могут проводиться лишь посредством парламентских процедур, но не революционных декретов. Единственный фундаментальный вопрос, затронутый в документе, был земельный: упомянув, “что аграрное право должно соответствовать социальной функции земли”,1 правительство также откладывало его решение до избрания кортесов и принятия новой конституции.

Но революционная инерция успела продемонстрировать нам попытку революционного решения, по крайней мере, одной из кардинальных проблем Испании – национальной. Каталонские левые республиканцы, как и было обещано в Сан-Себастьяне, самым активным образом участвовали в установлении республики. А потому посчитали себя вправе взять то, что, как они считали, им причиталось за это участие.

Лидер победившей на выборах Эскерры Ф. Масия провозглашает 15 апреля “Каталонскую республику в качестве штата, входящего в Иберийскую федерацию”.2 Всерьез обеспокоенное за единство страны, временное правительство срочно посылает в Барселону Н. дОльвера, М. Доминго (оба по происхождению каталонцы) и Ф. де лос Риоса. К ним на помощь прибыл 26 апреля и Алькала Самора. Центральному правительству пришлось пойти на значительные уступки: каталонцы получили право создать единые органы местного самоуправления: ассамблею из представителей муниципалитетов и Исполнительный Совет (временное правительство Каталонии), получившие общее название Хенералидад (в память о каталонском средневековом сословном учреждении). Но Каталонская республика в тот же день была ликвидирована. Окончательное решение вопроса оставалось за учредительными кортесами.

Сложнее было в Басконии, где большинство националистов принадлежало к правому лагерю. Социалисты здесь контролировали Бильбао, но в других районах победили правые, которые решили “совместить” национальную автономию басков с политической автономией от левого правительства в Мадриде. Националисты собрались в Гернике. Принятый ими манифест призывал к созданию баскской республики. Центральное правительство стянуло в Гернику войска и силы общественной безопасности. Националисты отступили, также перенеся надежды на будущие кортесы.

А тем временем правительство начало осуществлять программу, вытекающую из соглашения бывших участников Революционного комитета. Декрет от 22 апреля объявил 1 мая “праздником труда”. Декрет “О муниципальных округах”, вышедший 26 апреля, обязывал помещиков нанимать батраков из того муниципального округа, в котором должна была производиться работа. Декрет от 29 апреля запрещал отказывать крестьянину в аренде, если он платил арендную плату. 1 мая правительство ратифицировало международную конвенцию об ограничении рабочего дня в промышленности 8 часами или рабочей недели 48 часами. Кроме того, 9 мая была ратифицирована международная конвенция 1921г., распространявшая на батраков законодательство о несчастных случаях, которое предусматривало материальную помощь пострадавшему и его семье. И. Прието передал в помощь безработным часть бюджета, предназначавшегося для короля.

В конце апреля М. Асанья издает свои знаменитые декреты об армии. Она была сокращена с 16 до 8 дивизий. Чуть позже был сокращен воинский контингент в Марокко. Все офицеры должны были принести присягу на верность республике. Отказавшиеся подлежали увольнению с сохранением жалованья. Но политический эффект от такого решения оказался противоположный ожидаемому. Им воспользовались, в первую очередь, республикански настроенные офицеры, желавшие поправить свое материальное положение или просто найти применение на мирном поприще – армия осталась прибежищем реакционеров. Этому способствовала и позиция Альфонса XIII, который надеялся тогда вернуться на трон более или менее легальным путем, а потому пока сдерживал возможных путчистов. В интервью газете “ABC” в начале мая, он говорил: “Монархисты, которые желают следовать моим советам, не только воздержатся от того, чтобы препятствовать действиям правительства, но и поддержат его своим патриотическим поведением. Ведь за формальными идеями Республики и Монархии скрывается Испания”.3

Наибольшую популярность правительству накануне выборов придал декрет от 21 мая о намерении правительства провести аграрную реформу и предусматривавший создание аграрной технической комиссии для ее подготовки. Комиссию возглавил Ф. Санчес Роман. Следует также упомянуть декрет о свободе вероисповедания, вышедший 22 мая.

Выборы в кортесы проходили 28 июня 1931г. и закончились полной победой республиканско-социалистической коалиции. В их составе оказались 117 социалистов, 89 радикалов Лерруса, 59 радикал-социалистов, 33 представителя Эскерры, по 27 членов Республиканского действия Асаньи и Прогрессистской партии, как теперь стала называться Правая либерально-республиканская партия Алькала Саморы, 16 галисийских республиканцев-националистов. Правая оппозиция была представлена 26 депутатами-аграриями, 17 членами баскско-наваррской коалиции и 1 монархистом. В составе кортесов впервые оказались две женщины. Позже, после дополнительных выборов 4 октября, к ним добавится и третья – социалистка Маргарита Нелькен.

Торжественно открытые 14 июля 1931г. кортесы избрали своим председателем социалиста Х. Бестейро. Их состав был левее того, который будет сформирован после победы Народного фронта в феврале 1936г. Здесь был представлен весь цвет испанской демократической интеллигенции. Широкое представительство функционеров ИСРП и УГТ демонстрировало громадный сдвиг в мышлении трудящихся классов, для большинства представителей которых ИСРП была “крайне левой” (особенно если вспомнить о неучастии в выборах анархистов и малочисленности коммунистических организаций, не сумевших провести ни одного депутата). Оно показывало, пусть и косвенно, что преобразования, на которые они надеялись, были гораздо глубже тех, которые могло предложить республиканское правительство. Но и уже осуществленные первые шаги временного правительства породили у трудящихся определенные надежды, что и сказалось на результатах выборов. Тем более красноречивой будет их оценка реализации этих надежд на выборах в ноябре 1933г.

Кортесы создали парламентскую комиссию во главе с Л. Хименесом де Асуа, известным юристом, преподавателем юридического факультета Мадридского университета, которая занялась разработкой проекта новой конституции Испании. Подготовленный проект был представлен кортесам председателем комиссии 27 августа, после чего начался процесс ее постатейного обсуждения. В итоге конституция была принята 9 декабря этого же года 368 голосами из 466 депутатов. Ее первая статья торжественно провозглашала: “Испания – демократическая республика трудящихся всех классов, построенная на началах свободы и справедливости. Полномочия всех ее органов исходят от народа. Республика составляет нераздельное государство, допускающее автономию районов и муниципальных округов. Флаг Испанской республики – красный, желтый и темно-лиловый”.4

Илья Эренбург откликается на эту статью в своей декабрьской корреспонденции из Мадрида:

“Во всем, что касается кличек, революция торжествует. Переименовывать улицы куда приятней, нежели отдать барскую землю батракам …

Так переименованы тысячи улиц. Так переименовано и государство. Феодально-буржуазная монархия, вотчина бездарных бюрократов и роскошных помещиков, люков и грандов, взяточников и вешателей, английских наемников и либеральных говорунов, торжественно переименована в “республику трудящихся”. Стоит ли спорить об имени?..”5

Спустя несколько дней в репортаже из нищей деревушки в Галисии он добавляет: “В апреле 1931 года свободолюбцы провозгласили в Мадриде республику. Они пошли дальше – объявили в конституции, что “Испания – республика трудящихся”. Во избежание кривотолков они пояснили: “республика трудящихся всех классов”. В 1931 году, как и в прежние времена, нищие крестьяне деревни Сан-Мартин заплатили дону Хосе две тысячи пятьсот песет. Они трудились круглый год, ковыряя бесплодную землю. Дон Хосе тоже трудился: он послал повестку и расписался на квитанции”.6

Как потрясающе верно писал в те годы Эренбург! А ведь всего через шесть лет он будет воспевать готовность рабочих отдать жизнь за власть этих “свободолюбцев”. И республика во главе с теми же “свободолюбцами” и впрямь “станет” “республикой трудящихся”.

В целом, на фоне крайне замедленного социально-политического развития Испании в предыдущие десятилетия, республиканские реформы могли бы показаться весьма обещающими. Если бы развитие общества определялось исключительно деяниями “мудрых” вождей, парламентов и правительств, можно было бы считать дальнейший прогресс страны обеспеченным. Но, нравится это кому-то или нет, исторический процесс определяется борьбой классов, порожденных данными производственными отношениями на данном уровне развития производительных сил. У этих классов есть свои интересы, исходя из которых они не могут бесконечно долго взирать на правящий кабинет, наблюдая как он капля за каплей улучшает их положение или, наоборот, шаг за шагом отнимает у них старые права и привилегии. Начинается все более настойчивая борьба за влияние на власть, и если противоречия между антагонистическими классами достаточно велики, то и борьба за смещение правительства, которое все больше и больше не устраивает оба враждебных класса, да и режима как такового, дабы обеспечить полное господство (а значит и соответствующее направление преобразований) своего класса и полное подчинение класса враждебного. Крестьяне не могли десятилетиями ждать, пока им будут давать подачку за подачкой, а поколение за поколением так и будет умирать, не дождавшись желанных улучшений. Слишком тяжелы условия существования, слишком велики надежды и слишком притягателен радикальный пример разрешения земельного вопроса, продемонстрированный Россией в 1917г. и пропагандируемый не только коммунистами, но и, пусть и на свой лад, крайне влиятельными и многочисленными анархистами. Не могли и землевладельцы смотреть, как медленно, но верно утекают от них их земли, власть и привилегии. Не могли долго ждать рабочие, у которых были похожие проблемы и пожелания, что и у крестьян, те же надежды, тот же радикальный пример и те же революционные пропагандисты. Не могли бесконечно терпеть и капиталисты необходимость постоянных уступок рабочим и постоянно растущей угрозы, что последним надоест ограничиваться уступками. И т.д. и т.п.

Республиканская Испания представила в 1931-1936гг. этот процесс во всей своей красе. Первой вспышкой, не слишком значительной, но зато красноречивой, были события, начавшиеся 10 мая на улице Алькала в Мадриде.

Пока республиканцы размышляли, стоит ли распространять принципы политической свободы и на монархистов, группа офицеров и аристократов, получив разрешение властей, организовала собрание с целью создания независимого монархического клуба. Организаторы чувствовали себя уверенно и запустили фонограф, исполняющий королевский гимн. Возле дома, где должно было проходить собрание, собралась толпа народа. Два монархиста (одним из которых оказался главный редактор газеты “ABC” маркиз Лука де Тена), опоздавших к началу собрания, увидев ее, радостно прокричали: “Да здравствует монархия!”. В ответ, привезший их таксист крикнул: “Да здравствует республика!”. В возникшей потасовке разнесся слух, что шофера убили. Улица мгновенно была заполнена разгневанной толпой. Несколько машин принадлежавших монархистам были преданы огню. Та же участь постигла и редакцию “ABC”.

На следующий день волнения возобновились. Церковь иезуитов в Мадриде была сожжена, а на ее обгоревших стенах появилась надпись: “правосудие народа для воров”.7 Это послужило сигналом и для других городов, и церкви запылали в Аликанте, Малаге, Кадисе, Гранаде, Севилье и других местах. В итоге пострадали сотни церквей и монастырей. Досталось и монархическим и клерикальным газетам. М. Асанья уступил, наконец, многочисленным требованиям М. Маура и вывел на улицы национальную гвардию. Но лишь для патрулирования, запретив ей вступать в столкновение с толпой: “Все монастыри Испании не стоят жизни одного республиканца”.8 Правительство обвинило в провоцировании волнений монархистов, среди которых были произведены аресты. “ABC” и “El Debate” на некоторое время были закрыты. Правительство приняло постановления об отмене привилегий дворянства, конфискации личной собственности короля и уже упомянутый декрет о свободе вероисповедания. В противовес гражданской гвардии, к которой трудящиеся питали устойчивое недоверие, был создан корпус штурмовой гвардии, в который набирались люди с республиканскими взглядами.

Однако в целом обстановка в стране оставалось еще достаточно благоприятной для правящего блока. Пока трудящиеся, с одной стороны, и имущие классы с другой, ждали, куда пойдет дальнейшее развитие Испании, основное противостояние разворачивалось в стенах кортесов. Обсуждение статей конституции постепенно меняло конфигурацию политических сил в стране. Так обсуждение вопроса государственного устройства сблизило левых республиканцев Каталонии и правых националистов из Басконии. И те, и другие были недовольны тем, что был отвергнут федеративный принцип устройства Испании. Но совместными усилиями им удалось существенно расширить права автономных районов, пусть и в рамках унитарного государства.

В октябре разгорелся спор по вопросу собственности. Социалисты отстаивали заложенные в проекте принципы, включавшие, в частности, положение о национализации “в возможно более короткий срок”. Последнее было исключено из проекта конституции, но и в принятом виде статья 44 звучала достаточно радикально. В ней в частности провозглашалось, что “собственность на имущество всякого рода может быть объектом принудительной экспроприации ради социальной пользы за справедливое вознаграждение, если только не будет постановлено иначе законом, одобренным кортесами абсолютным большинством голосов. На тех же основаниях собственность может быть социализирована”.9

Впрочем, двусмысленность этой формулировки, необязательность делать, исходя из нее, что-нибудь конкретное, вполне устроила не только правую часть республиканской коалиции, но даже землевладельцев – в отличие от декрета 15 апреля здесь ничего не говорилось об аграрных отношениях. Единственная статья, касавшаяся их (47-я), отношений собственности не затрагивала, ограничиваясь вопросами кредита, кооперации и т.д.

Поводом, приведшим к расколу республиканского кабинета, послужило обсуждение церковного вопроса. Против откровенно антиклерикальных статей проекта конституции на одной стороне баррикад выступили Х. М. Хиль Роблес и Н. Алькала Самора. В итоге, требование запрета всех монашеских орденов и закрытия монастырей было отклонено. Окончательная формулировка декларировала роспуск и национализацию имущества лишь тех религиозных объединений, “уставы которых налагают, кроме трех канонических обетов, еще и особый обет повиновения другой власти, помимо законной власти государства”.10

В такой формулировке это касалось лишь ордена иезуитов. В то же время указывались общие принципы, на основе которых должен быть принят соответствующий закон: роспуск орденов, представляющих опасность для государства, запрещение орденам владеть и приобретать больше имущества, чем необходимо для их непосредственной деятельности; запрещение заниматься промышленной и торговой деятельностью и делами просвещения. Отмечалась также возможность национализации богатств орденов. Конституция провозглашала также светский характер образования, оставляя в ведении церкви лишь специальные церковные школы. Начальное образование становилось обязательным и бесплатным.

Н. Алькала Самора и М. Маура объявили о выходе из временного правительства. Новый состав правительства возглавил М. Асанья, сохранивший также пост военного министра, С. Касарес Кирога стал министром внутренних дел, а пост морского министра занял левый республиканец Х. Хираль, Остальные министры сохранили свои посты.

Последний важный спор касался структуры парламента и закончился в пользу сторонников однопалатных кортесов. Предложение о создании Сената было отклонено.

В ходе конституционных баталий 37 правых депутатов временно вышли из состава кортесов, выпустив манифест, призывающий к пересмотру еще не принятой конституции. Позже к ним присоединились еще 9 депутатов.

На следующий день после принятия конституции кортесы избрали первого президента республики, Им стал Н. Алькала Самора. Левые республиканцы надеялись (демонстрируя свою близорукость и неспособность довести начатые преобразования до конца, также как и готовность на дальнейшие компромиссы с правыми, жертвуя этими преобразованиями) восстановить этим республиканскую коалицию. Но реальные противоречия в обществе такой возможности не давали. Новый президент будет вместе со своей партией тормозить дальнейшее реформаторство, объединяясь, если надо, и с более правыми кругами. Сам Алькала Самора позже напишет об этом так: “Конституция, непродуманная и полная демагогии, без критериев в деле управления, бесплодно угрожающая собственности, с враждебностью по отношению к церкви, с единственной палатой и необузданным парламентаризмом, была катастрофой, которую задерживали и сдерживали только мои усилия в качестве главы государства”.11

12 декабря временное правительство подало в отставку, а М. Асанья сформировал первый конституционный кабинет. В его составе теперь не было радикалов, которые не желали быть в одном правительстве с социалистами. На этом отрезке времени это был наиболее левый кабинет, составленный из левых республиканцев и ИСРП.

Но противоречия постепенно нарастали и вне парламента. Крупные промышленники и землевладельцы были крайне встревожены даже теми реформами и мероприятиями (такими, например, как ликвидация табачной монополии Хуана Марча), которые проводились или намечались

Летом был раскрыт заговор генерала Оргаса, которого в качестве наказания выслали на Канарские острова. Специальная комиссия, расследовавшая события 1923-1930гг., отдала приказ об аресте некоторых политических деятелей этого периода (Кальво Сотело, Беренгера, Мартинеса Анидо и т.д.), большинство из которых находилось в это время в эмиграции. По предложению М. Асанья 20 октября1931г. кортесы принимают “Закон о защите республики”. Направленный против радикальных оппонентов слева и справа, он вызвал недовольство в обоих лагерях. Запрещая апологию монархии и использование монархической символики, он запрещал также подстрекательство к неповиновению законам, антиправительственную агитацию в армии, пропаганду насильственных действий, стачки не носящие экономический характер и начатые без предварительного обращения в арбитражные органы, находящиеся под контролем министерства труда. В качестве наказания предусматривалось закрытие организаций и их газет, штрафы, высылка за пределы полуострова и т.д. Все это легко могло быть направлено не только против правых, но и против левых организаций.

С этим законом пересекался и закон о смешанных судах, созданный стараниями Ларго Кабальеро, и принятый кортесами 27 ноября. По нему, если забастовка начиналась без предварительного обращения к арбитражным органам, то ее организаторам грозил штраф и тюремное заключение на срок от 1 до 6 месяцев. Политика ИСРП, таким образом, откровеннейшим образом была направлена на предотвращение перерастания экономической забастовочной борьбы в революционную.

Недовольство отражалось на авторитете соцпартии, шедшей на постоянные уступки правящему классу. “El Socialista” недвусмысленно признавалась в этом 15 июля 1932г.: “Во имя общего интереса, чтобы не создавать трудностей режиму, мы неоднократно жертвовали нашими законными классовыми требованиями и выступали открыто (в циркулярах, манифестах, всеми средствами) против несвоевременных стачечных движений и экстремистских выступлений подлинных правых и так называемых левых”.12 Росло недовольство и внутри самой ИСРП.

Но трудящиеся “наивно” считали, что это действия вождей их организаций должны соответствовать их “классовым требованиям, а не наоборот. Они видели, что республика не собирается что-либо кардинально менять в их судьбе. В поиске более последовательных выразителей своих интересов они все больше пополняют ряды коммунистов и анархистов. И если первые все еще слишком малочисленны, то вторые вновь начинают играть первую скрипку в революционном движении. Руководство в их рядах все больше переходит к ФАИ, лидеры которой были настроены на немедленные насильственные действия. После ухода осенью 1931г. Х. Пейро с поста главного редактора “Solidaridad Obrera”, на ее страницах стали появляться недвусмысленные призывы к таким действиям.

И эти призывы отражали изменения в настроении масс, их собственный опыт республиканского правления. На благодатную почву падали заявления анархистов: “Во имя республики, якобы для того, чтобы защитить ее, применяется вся система государственных репрессий и ежедневно проливается кровь трудящихся … Между тем правительство ничего не делало и ничего не сделает в экономическом аспекте. Не экспроприированы крупные землевладельцы, настоящие кровопийцы испанских крестьян; не снижены ни на один сантим доходы спекулянтов; не ликвидирована ни единая монополия; не положен конец злоупотреблениям тех, кто существует за счет голода, скорби и нищеты народа”.13

Профсоюзы СНТ начинают открыто саботировать арбитражную систему, воспринимая ее как элемент репрессивного аппарата, направленного против рабочих. В открытом письме главе правительства 3 декабря 1931г. “Solidaridad Obrera” пишет: “Чего же мы хотим в конце концов? Чтобы республика нам предоставила для пропаганды хотя бы тот минимум свободы, который дала монархия. Чтобы новый режим не воспроизводил самые чудовищные стороны старого”. На этих фактах пыталась играть и правая оппозиция. Особую известность приобрели слова Сальвадора де Мадарьяги: “Как прекрасна была республика во времена монархии!”14

Принятие конституции способствовало дальнейшей поляризации общества. Исторический очерк “Испания 1918-1972”, наиболее капитальное исследование в СССР по истории Испании этого периода, которое между делом постоянно сетует на “неконструктивность” анархистов (на “неконструктивность” КПИ сетовать было не велено), не желающих работать на благо республики, тем не менее, постоянно вынуждено признавать совершенно объективную природу возникновения тех настроений, требований и призывов, которые раздавались со стороны анархистов и коммунистов. Вынуждено оно признать и тот факт, что новая конституция не могла удовлетворить ни правым силам капитала, ни трудящимся, которые выражали свое недовольство голосом СНТ или коммунистов разных направлений: “Резко негативное отношение к конституции со стороны левых сил рабочего движения (СНТ, КПИ) основывалось на уверенности, что республиканское правительство является оплотом буржуазно-помещичьей контрреволюции; правые, наоборот, утверждали, что конституция неприемлема как воплощение крайне левых, социалистических идей ИСРП, навязавшей свою программу правительству и кортесам”.15 Правящая коалиция все более повисала между основными противостоящими друг другу социальными силами. Хотя процесс только начинался.

Соответствующими были и действия противников. ХОНС публикует 8 января сообщение о формировании национал-синдикалистской милиции. Эмигрантские монархические центры заявили о непризнании конституции. Карлисты и альфонсисты выпустили соответствующие манифесты и создали совместный комитет (в который вошли по четыре представителя с каждой стороны), который должен был руководить монархическим движением в Испании. В преамбуле принятого по этому случаю соглашения, содержался призыв приложить усилия “чтобы спасти свое возлюбленное отечество от ужасов коммунизма, к которому ведут атеисты, управляющие страной”.16

Несколько отличалась позиция католиков. Их идеолог А. Эррера писал: “Социализм – вот где враг. Главное в защите Испании и церкви, которые подвергаются опасности со стороны социалистов и масонских лож”.17 Католики, считая, что вопрос о монархии или республике не первостепенный, настаивали на необходимости избирательного блока с правыми республиканцами. Надеясь на выборы, Эррера проповедовал идею почитания властей в сочетании с необязательностью подчинения им. Церковные же круги в своем коллективном пасторском послании, опубликованном 1 января 1932г., хоть и осуждали конституцию, но обещали “покорность и послушание”.

Одновременно резко антиправительственную позицию заняла и СНТ. События сами подталкивали к ее ужесточению. 31 декабря 1931г. в Кастильбланко (провинция Бадахос) бастующие батраки в ходе демонстрации убили четырех национальных гвардейцев, пытавшихся помешать митингу социалистов против местных властей. Возможно, это сыграло дополнительную роль в ожесточении гвардейцев, и 5 января они открывают огонь и убивают семерых участников манифестации социалистов в Арнедо (провинция Лагроньо). Эти события положили начало новой цепи столкновений.

Манифест каталонского отделения СНТ подчеркивал: “Убийства в Арнедо, убийства совершенные во всех частях Испании, могут быть отомщены только в случае, если трудовой народ решится на осуществление своей социальной революции”.18 Наконец, 20 января руководство СНТ и ФАИ выпускает манифест, призывающей ко всеобщей забастовке 25 января.

Но уже 21 января рабочие каталонских городов долины Льобрегат поднимают анархистское восстание. Используя старую идею Малатесты, восставшие, в большинстве своем шахтеры с калиевых и угольных рудников, брали власть в городах и поселках (полностью или частично это произошло в городах Фигольс, Берга, Сальен, Кардона, Суриа, Жиронелла, Пуигрейг, Балсарена, Сан-Висенте-де-Кастелат), захватывали муниципалитет, отбирали оружие, после чего революционный комитет декларировал отмену денег и частной собственности и установление “либертарного коммунизма”.

Комментируя эти события “La Batalla” писала 29 января: “Мы присутствуем при событии самого выдающегося значения, которое означает поворот чрезвычайной важности в ходе нашей революции. Анархизм перестал существовать. Рабочие, и среди них, естественно, анархисты, приняли марксистский тезис о взятии власти”.19 К сожалению, оптимизм оказался преждевременным, и последующие восстания продемонстрировали их неспособность отказаться от старых положений анархизма.

Вечером 21 января кортесы 285 голосами против 4 выражают доверие кабинету М. Асанья и поддержку его предложению о вооруженном подавлении восстания. Оно было подавлено достаточно легко, хотя в Сальене красное знамя пять дней развевалось над мэрией, прежде чем войскам удалось взять верх над рабочими. Всеобщая забастовка прошла 23 января, уже после того, как восстание в основном было подавлено, и охватила Каталонию, Андалузию и Левант. СНТ не была запрещена, но многие ее активисты оказались в тюрьме, а 108 человек (включая Дуррути и Асказо) были высланы в Испанскую Гвинею. Последнее стало причиной анархистского бунта в Таррасе 15-16 февраля 1932г.

Поражение восстания вызвало новые споры внутри СНТ, и привело к выходу из нее “Профсоюзов оппозиции”. Это еще более усилило в ней левое крыло, кредо которого можно выразить словами “Solidaridad Obrera” от 12 августа 1932г.: “Республики для нас значат очень мало. Мы считаем их, с достаточным основанием, также враждебными нам, как и монархии … В своей основе они одинаковы. Против всех них мы повторяли и будем повторять: Да здравствует свобода! Да здравствует социальная революция!”20

Правительству удалось на некоторое время успокоить ситуацию, но произошедшие события со всей очевидностью показали, что темп преобразований катастрофически отстает от потребностей общества, и что республиканцы не в состоянии его обеспечить. Они оказались между двумя классовыми лагерями, враждебными друг к другу и к республике, стоявшей между ними и мешавшей их открытому столкновению. Они вынуждены были теперь усмирять трудящихся с помощью армии, для того чтобы иметь возможность продолжать их “осчастливливать” своими реформами. А что еще может делать буржуазная республика?

Тем не менее, получив передышку, правительство продолжило свои неспешные реформы. Опираясь на принятую конституцию, оно распускает 23 января орден иезуитов и конфискует его имущество. Но остались нетронутыми его денежные вклады, а сами иезуиты влились в другие ордена. Этот декрет был намного умеренней, например, королевского декрета 1767г. принятого с той же целью, но вызвал, несмотря на это возмущение правых (еще раз подчеркивая остроту реального противостояния в обществе), которые ответили встречной кампанией против масонства. Среди других деяний республики стоит упомянуть закон от 25 февраля о разводе и гражданском браке, который ввел в Испании европейские нормы законодательства в этих вопросах.

Усилиями Ларго Кабальеро была ратифицирована большая часть международных конвенций МОТ, расширенных и конкретизированных в ряде других законодательных документов. Резкую критику со стороны рабочих организаций вызвал “закон о профессиональных союзах”, также составленный Ларго Кабальеро, ставивший их под контроль государства. Профсоюзы должны были сообщать сведения о своем составе и бюджете в министерство труда, которое имело право проводить инспекции. В случае невыполнения профсоюзы ждал штраф, а его руководители могли быть привлечены к суду. На местах представители министерства могли приостанавливать деятельность локальных профсоюзов, если они посчитают, что те совершили серьезные нарушения закона.

В мае началось обсуждение автономного статута Каталонии и аграрной реформы. Путем проволочек правые пытались затянуть обсуждение. Лишь мятеж генерала Санхурхо и его подавление позволили быстро завершить этот процесс.

Мятеж начался в ночь на 10 августа. Санхурхо, освобожденный к тому времени от командования гражданской гвардией, занимал немаловажный пост генерального директора карабинеров. Его поддержала часть монархистов, ряд высокопоставленных генералов и ХОНС. Традиционалисты выделили в поддержку переворота 6 тысяч рекете, боевиков одноименных военных формирований карлистов, в которых царила железная дисциплина, религиозный фанатизм и строжайшая иерархия.

План переворота предусматривал выступление гарнизонов Севильи, Мадрида, Вальядолида, Гранады и Кадиса. Официально заявленной целью его было, после отстранения правительства Асаньи и учредительных кортесов, избрание нового состава последних, которые должны были определить форму государственного правления Испании.

Мятеж провалился. Во-первых, выступили лишь гарнизоны Мадрида и Севильи. Это, в конечном итоге, было свидетельством того, что не только буржуазия, но и значительная часть помещичьих и религиозных кругов надеялись на мирную эволюцию режима в нужном им направлении. Во-вторых, выступление военных вызвало мгновенную реакцию рабочих и их организаций. Сама по себе эта реакция, эта способность быстро мобилизоваться для отпора реакционному перевороту, (а ведь шел только 1932г., до революции 1936г. было еще 4 года) красноречивым образом говорила о колоссальной энергии, накопившейся в недрах общества. Лишь республиканские иллюзии, лишь надежда, что республика “может быть” изменит ситуацию, сдерживали выход этой энергии.

В Севилье рабочие разных направлений, в ходе подавления мятежа создавали т.н. комитеты общественного спасения. СНТ, ИСРП и КПИ официально заявили о своей готовности выступить против путчистов с оружием в руках. Компартия, как уже говорилось, заплатила за это сменой руководства.

Подавление мятежа и связанные с этим выступления трудящихся подтолкнули правительство к решительным действиям как в деле репрессивных мер против правых сил, так и в деле продвижения реформ. Мятеж оказался значительно шире, чем могли себе представить республиканцы. Напугав, он заставил их принять более энергичные меры в указанных направлениях.

Последовали многочисленные аресты генералов и аристократов, было приостановлено издание ряда правых газет. Верховный трибунал приговорил Санхурхо к расстрелу, но по просьбе правительства он был заменен на пожизненное заключение.

17 августа 1932г. Асанья предоставил кортесам законопроект о безвозмездной экспроприации земель участников мятежа. Он был принят на следующий день и вступил в силу 24 августа. Первый список экспроприируемых имений был представлен 12 октября и включал в себя 150 человек. Второй, из 38 человек, появился 25 декабря. В течение шести месяцев эти земли должны были перейти к государству. Но они не передавались в собственность крестьянам, которые должны были теперь платить арендную плату государству. Правда, было обещано, в ближайшее время пересмотреть ее условия.

Ускорился и процесс рассмотрения аграрной реформы и каталонского статута. Они были приняты 9 сентября.

Каталония получила достаточно широкие права. Она могла иметь своего президента, парламент и исполнительный совет (правительство). Парламент обладал законодательными функциями в области аграрных отношений, транспорта, кооперативов, обществ взаимопомощи, санитарии и благотворительности. Каталонский стал официальным языком наряду с кастильским. Наконец, Каталония могла принять “внутренний статут”, собственную конституцию, которая, естественно, должна была соответствовать конституции Испанской республики.

20 ноября Каталония избрала свой парламент, подавляющее число мест в котором получила Эскерра. А в мае 1933г. был принят и “Внутренний статут”. В то же время затягивалось решение вопроса об автономии басков. Правительство не хотело автономии региона, находящегося под контролем правых. Вопрос частично разрешился путем отсоединения от будущей автономии Наварры, наиболее реакционной из баскских районов. Так как старый вариант автономии правительство отвергло, новый был одобрен на муниципальной ассамблее Алавы, Гипускоа и Бискайи, собравшейся в Витории, лишь 6 августа 1933г. Но референдум по этому вопросу должен был состояться только в ноябре.

Еще большее значение для судеб Испании имела аграрная реформа. Она обладала всеми характеристиками, присущими процессу развития республики в целом: умеренно радикальные положения, двусмысленные оговорки, способные вытравить весь радикализм в процессе реализации и сама реализация, в результате которой всякое упоминание о радикализме становится насмешкой над действительностью.

Принудительной экспроприации подвергались участки землевладений, превышающих определенные размеры. Например, если оно превышало 1/6 часть муниципального округа, а доход превышал 20% дохода сельского хозяйства этого округа.

Вводилось и другое ограничение: на неорошаемых землях каждого муниципального округа максимально возможное владение составляло, в зависимости от вида возделываемых культур, до 100-750 га, на орошаемых – до 10-50 га. При этом владения бывших грандов должны были конфисковываться безвозмездно. В предварительном списке, опубликованном 10 сентября, значилось 350 бывших герцогов, маркизов, графов и виконтов. Инвентаризация всех хозяйств должна была продлиться около года, а сама экспроприация еще несколько лет. Инвентаризированные, но еще не экспроприированные земли также могли передаваться для обработки крестьянам, но с уплатой ренты помещику, Экспроприированные земли передавались в пользование малоземельным крестьянам, арендаторам и обществам сельскохозяйственных рабочих.

Изрядно напугав и ожесточив землевладельцев своими перспективами, реформа, одновременно, не обрадовала и крестьян, и даже усилила их недовольство. Годами должны были ждать они причитающуюся им землю. А ведь экспроприации подвергались только излишки, которых далеко не всем нуждающимся могло бы хватить. До апреля 1934г. государство успело предоставить участки лишь 10 тыс. крестьянских семей.21

Решения, принятые в сентябре-августе 1932г., ознаменовали собой как бы высшую точку в развитии апрельской республики. После этого начинается период постепенно нарастающий социально-политической нестабильности, рост крайне левых и крайне правых настроений среди противостоящих классов, постоянные колебания левых республиканцев то влево, то вправо.

Прошедший 6-13 октября 1932г. XIII съезд ИСРП показал усиление левых тенденций внутри партии. С революционными намеками выступил даже Ларго Кабальеро, занявший после съезда пост председателя ИК ИСРП: “ИСРП – не реформистская партия … и ее история показывает, что когда наступала необходимость порывать с легальностью, она делала это без каких-либо колебаний и педантизма”.22

8-12 января 1933г. произошли новые анархистские восстания в Каталонии, Андалусии, Леванте. Анархисты, там, где им удавалось стать хозяевами положения, провозглашали “либертарный коммунизм”, выносили на площадь и торжественно сжигали архивы, которые содержали информацию о земельной собственности и долгах крестьян.

Восстание было жестоко подавлено. В андалузской деревне Касас-Вьехас одна группа батраков была расстреляна, а другая заживо сожжена в одном из домов. Правительство привлекло к ответственности виновников расправы, но авторитет его оказался сильно поколеблен. На него слева и справа возлагалась вся ответственность за все, что происходило в стране.

На другом политическом фланге 22-23 октября 1932г. прошел съезд Национального действия, сменившего свое название на Народное действие. Съезд представлял 619 тыс. человек. Объединившись с другими правыми, оно, на следующем съезде 28.02-5.03 1933г., создало СЕДА, партию с 800 тысячами членов.

На внутриполитической обстановке серьезно сказался и приход к власти нацистов в Германии. На правых, которые критиковали нацизм за его отдельные негативные проявления, но восторгались его эффективным подавлением рабочего движения, он подействовал двояким образом. С одной стороны он их вдохновил, дав новую надежду на скорую победу, с другой он был дополнительным свидетельством возможности победы парламентским путем. Сторонники новых мятежей оставались без достаточной поддержки. Левые же восприняли произошедшее в Германии как сигнал непосредственной опасности. Угроза уничтожения, нависшая над рабочими организациями в случае повторения немецкого опыта на земле Испании, определила то особое место, которое заняла среди них антифашистская тематика.

Левые республиканцы, испытывая давление радикалов - сторонников Леруса, давно третировавших их за союз с ИСРП, напуганные ростом левых настроений в рядах последней, анархистскими восстаниями и ростом забастовочной борьбы, подались вправо. На муниципальных выборах 23 апреля некоторые из них блокировались с радикалами и аграриями. Коалиции с ИСРП практически не было. В результате правящие партии получили лишь четверть депутатских мест. Лишь неучастие в выборах Каталонии, там они были перенесены на январь 1934г., несколько скрашивало ситуацию.

Результаты выборов толкнули левых республиканцев на новое сближение с социалистами. Именно в этот период кортесы приняли “Закон о религиозных конгрегациях”, ставший причиной нового недовольства со стороны правых. По этому закону уже с 1 октября 1933г. ликвидировался контроль церкви над всеми частными учебными заведениями, кроме начальных школ, а с 31 декабря и над начальными школами. Специальные церковные школы, готовившие священников, были поставлены под контроль государства. Все религиозные здания становились национальным достоянием, которое церковь могла использовать лишь по прямому назначению. Все религиозные организации должны были прекратить любую промышленную и коммерческую деятельность. Имущество церкви, превышающее определенный максимум, подлежало отчуждению в пользу государства. Были прекращены всякие государственные субсидии духовенству. Орденам и религиозным организациям запрещалась всякая политическая деятельность.

В ответ Испанский епископат 25 мая 1933г. обратился с пасторским посланием к стране, в котором призвал к гражданскому неповиновению закону и осудил посещение светских государственных школ.

Другой точкой столкновения стал принятый закон о статуте Трибунала конституционных гарантий, который, в соответствии с конституцией, имел право ревизии принятых законов. В него, по требованию правительства, была внесена статья, по которой из его юрисдикции были изъяты законы, принятые до принятия этого статута.

Это оказалось весьма кстати. В результате выборов в Трибунал 4 сентября 1933г. от правящего блока в его составе оказалось лишь пять представителей. Среди представителей оппозиции от коллегий адвокатов демонстративно был избран находящийся в эмиграции Х. Кальво Сотело.

С этого момента начинается череда правительственных кризисов, приведших к поражению апрельской республики. 8 июня М. Асанья подает в отставку получив отказ президента на перемещения в правительстве. После неудачных попыток Х. Бестейро и И. Прието, новый кабинет вновь формирует Асанья. Но ситуация не нормализовалась. Не только правые, но и центристы из радикальной партии Лерруса стали в оппозицию правительству.

После избрания Трибунала конституционных гарантий Партия радикалов, получившая в нем наибольшее число мест, потребовала отставки правительства. Правительственный кризис 9-12 сентября 1933г. закончился формированием правительства Лерруса. Разумеется, без социалистов. Но с левыми республиканцами.

Последнее обстоятельство оказалось катастрофическим для правого крыла ИСРП. Сдвиг влево, наметившийся еще на XIII съезде, стал очевидным. Этот поворот происходил на фоне постоянного роста стачечного движения и нарастающего недовольства трудящихся города и деревни малой эффективностью реформ.

Леррус распустил кортесы до начала октября, даже не представив им своего правительства. Но когда 2 октября он выступил на открытии их новой сессии, то И. Прието поставил вопрос о доверии. Получив лишь 91 голос в свою поддержку против 189, правительство подало в отставку.

Но и старая республиканско-социалистическая коалиция стала невозможной. Отражением нового курса ИСРП стало заявление И. Прието: “Во время прошлого министерского кризиса социалисты были отстранены от правления … 11 сентября 1933г. республиканские партии забыли все соглашения, которые они заключили с социалистической партией во имя установления и консолидации Республики, и отныне мы совершенно свободны, независимы … Я объявляю от имени социалистической партии, что сотрудничество социалистов в республиканских правительствах, каковы бы ни были их характер, оттенок, тенденция, теперь невозможно”.23

Правительство радикала Д. Мартинеса Баррио, образованное 9 октября, также включало радикалов и левых республиканцев. В тот же день глава кабинета и президент Алькала Самора подписали два декрета: о роспуске учредительных кортесов и о назначении новых парламентских выборов на 19 ноября 1933г.

Выборы закончились сокрушительным поражением участников бывшей левой коалиции. После второго тура выборов 3 декабря состав кортесов оказался следующим: правая коалиция – 216 депутатов, центр – 152, левые республиканцы – 40, ИСРП – 58, КПИ и Фаланга – по 1 депутату.

следующая глава